| |||
Авторы: АБВГДЕЖЗИЙ КЛМНОПРСТУ ФХЦЧШЩЭЮЯ гадание классика фольклор фэнтези эзотерика |
Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 |
Сильмариллион |
Квента Сильмарилион (История Сильмарилей)11. О Солнце и Луне и о том, как скрылся ВалинорРассказывают, что после бегства Мелькора Валар долго сидели недвижимо на своих тронах в Круге Судьбы, но они не бездействовали, как заявил Феанор в безумии своего сердца. Ибо Валар могут творить многие вещи в мыслях своих лучше, чем руками, и могут держать совет друг с другом, не обмениваясь ни словом.Так бодрствовали они в ночи Валинора, и мысли их возвращались к тому времени когда не было Эа, и уходили вперед, к ее концу. Но ни могущество, ни мудрость не облегчили их печаль. И больше, чем гибель деревьев, они оплакивали совращение Феанора, из всех деяний Мелькора - одно из самых пагубных, потому что Феанор был создан великим во всем: телом и разумом, доблестью и выносливостью, красотой и сообразительностью, искусством и силой, и многим другим. И ему не было равных среди детей Илюватара, и жаркое пламя пылало в нем. Удивительные работы, которые он мог бы создать к вящей славе Арда в иных условиях, по замыслам своим в какой-то мере были по силам одному Манве. И Ваньяр, бывшие вместе с Валар тому свидетелями, рассказывали, что когда вестники объявили Манве ответы Феанора его посланцам, Манве заплакал и склонил голову. Но услышав последние слова Феанора, что, по крайней мере, Нольдор совершит дела, которые всегда будут упоминаться в песнях - он поднял голову, как будто услышал далекий голос, и сказал: - Воистину так! Хотя дорогой ценой будут оплачены эти песни и другой цены не может быть! Однако, зло еще принесет добрые плоды! Но Мандос сказал: - И все же зло останется злом! А Феанор скоро придет ко мне. Но когда, наконец, Валар узнали, что Нольдорцы действительно покинули Аман и вернулись в Средиземье, они поднялись и стали претворять в жизнь решения, принятые ими в мыслях, для исправления зла Мелькора. И Манве приказал Яванне и Ниенне приложить все их силы и могущество для оживления и исцеления деревьев. Но слезы Ниенны не смогли излечить их смертельные раны, и Яванна долго пела одна во мраке. И вот, когда надежда угасла и песня Яванны дрогнула, на безлиственной ветви Тельпериона, наконец, появился огромный серебряный цветок, а Лаурелин дали единственный золотой плод. И Яванна взяла их. И тогда деревья умерли, а их безжизненные стволы остались стоять в Валиноре памятью об исчезнувшей радости. А цветок и плод Яванна отдала Ауле, и Манве освятил их, и Ауле со своим народом создал для них сосуды, дабы сохранить их сияние - так говорится в "Наралионе" - песне о Солнце и Луне. Эти сосуды Валар передали Варде, чтобы та превратила их в светильники небес, затмевающие древние звезды, будучи ближе расположены к Арда. И Варда дала им силу двигаться в нижних областях Ильмена и отправила их странствовать предопределенными путями над поверхностью Земли, с востока на запад и вновь возвращаться. Вот что сделали Валар, вспомнив о своих сумерках, о тьме, окутывающей страны Арда. И они решили осветить Средиземье и светом препятствовать делам Мелькора. Потому что они помнили об Авари, оставшихся у вод пробуждения, и Валар еще не совсем отвернулись от Нольдора в изгнании. К тому же, Манве знал, что час прихода людей приблизился. И говорят, что уже тогда, когда Валар шли войной против Мелькора ради Квенди, они сдерживали свою разрушительную силу из-за Хильдора, Последующих, младших детей Илюватара. Потому что страшными были раны Средиземья в войне против Утумис, и Валар опасались, как бы не произошло худшее - ведь Хильдору была уготовлена доля смертных, и они в меньшей степени, чем Квенди, могли противостоять страху и смятению. Кроме того, Манве не было открыто, где должны появиться люди - на севере, юге или востоке. Поэтому Валар созвали совет, и укрепили оборону страны своего обитания. Изиль, Сияние - так в древности Ваньяр именовали в Валиноре Луну - цветок Тельпериона, а Солнце они называли Анар, Золотой Огонь, и то был плод Лаурелина. А Нольдорцы дали им другие названия - Рана, Своенравная, и Ваза, Огненное Сердце, пробуждающее и истребляющее. И солнце считалось символом пробуждения людей и убывания Эльфов, а Луна сохраняла память о них. Девушку, избранную Валар среди Майяр, дабы руководить движением сосуда Солнца, звали Ариен, а тот, кто направлял движение Луны, был Тилион. В дни деревьев Ариен заботилась о золотых цветах в садах Ваны и орошала их сверкающей росой Лаурелина. Тилион же был охотником из отряда Ороме и владел серебряным луком. Он любил серебро. Для отдыха Тилион покидал леса Ороме и отправлялся в Лориен, где дремал возле омутов Эсте, в мерцании лучей Тельпериона. И он просил поручить ему вечно заботиться о последнем серебряном цветке. Девушка Ариен обладала могуществом большим, чем его, и ее избрали потому, что жар Лаурелина не причинял ей вреда, так как Ариен изначально была духом огня, кого Мелькор не смог обмануть и привлечь к себе на службу. Слишком яркими были глаза Ариен, чтобы Эльдарцы могли смотреть в них, и, оставив Валинор, она покинула обличье и одежду, которые, подобно Валар, она носила там, и стала обнаженным пламенем, ужасным в своем величии. Сначала был создан Изиль, и первым поднялся в звездное королевство, став старшим из новых светочей, как Тельперион из двух деревьев. На время мир озарился лунным светом, и тогда проснулись и пришли в движение многие существа, те, что долго ждали, погруженные в сон Яванны. Слуги Моргота удивились, а Эльфы Внешних земель с радостью смотрели вверх. И когда Луна поднялась над мраком запада, Фингольфин приказал трубить в серебряные трубы и начал свой поход в Средиземье. И тени его воинов, длинные и черные, шли перед ними. Семь раз пересекал Тилион небеса, двигаясь к востоку, пока не был готов сосуд Ариен. И тогда величественно поднялся Анар, и первый солнечный рассвет был подобен огромному костру на вершине Пелори. Облака Средиземья вспыхнули, послышался шум многочисленных водопадов. И Моргот испугался и спустился в самые глубокие подземелья Ангбанда. Он созвал своих слуг и сотворил огромные клубы дыма и темные облака, дабы укрыть свою страну от света Дневной звезды. Варда намеривалась сделать так, чтобы те два сосуда всегда двигались в Ильмене, над Землей, но не одновременно. Каждый должен был уходить из Валинора на восток и возвращаться, и одному следовало выходить с запада, когда другой поворачивал в обратный путь с востока. Так начался отсчет новых дней - подобно календарю деревьев, от мига смешания двух сияний, когда Ариен и Тирион встретились на своем пути над серединой Земли. Но Тилион был своенравным и непослушным, непостоянным в скорости и не придерживался указанного ему пути. Он искал возможности приблизится к Ариен, чье великолепие влекло его, хотя пламя Анара опаляло его, и лунный остров начал темнеть. Из-за этого своенравия Тилиона - а еще больше по просьбе Лориена и Эсте, которые говорили, что сон и покой изгнаны с земли, а звезды скрылись - Варда изменила свой замысел и установила время, когда в мире существовали тени и полусвет. Поэтому Анар некоторое время отдыхал в Валиноре, на прохладной груди Внешнего Моря, и вечер, когда Солнце опускалось на отдых, стал часом величайшего веселья и радости в Амане. Но вскоре слуги Ульмо погружали Солнце в море и поспешно несли его под землей, и так оно, невидимое, оказывалось на востоке и снова поднималось в небеса, чтобы ночь не длилась слишком долго и зло не плодилось под Луной. Но от соприкосновения с Анаром воды Внешнего Моря нагревались и светились цветным огнем, так что и после ухода Ариен Валинор некоторое время имел свет. А пока она двигалась под землей, приближаясь к востоку, свечение убывало, и Валинор погружался во тьму. И тогда Валар еще больше печалились о смерти Лаурелина. А во время рассвета тени гор Защиты еще тяжелее ложились на Благословенное Королевство. Варда приказала Луне совершать свой путь таким же образом и, пройдя под землей, подниматься на востоке, но только после того, как Солнце спустится с небес. Но Тилион двигался с неравномерной скоростью, как он ходит обычно, и по-прежнему стремился к Ариен, как он будет поступать всегда, и потому их часто можно увидеть над землей одновременно, а иногда случается так, что он подойдет к ней слишком близко и его тень закроет сияние ее, и тогда среди дня наступает тьма. С тех пор Валар отсчитывают дни по приходу и уходу Анара, и так будет до изменения мира. Потому что Тилион редко задерживается в Валиноре, но чаще быстро пробегает над западными землями, над Аватором или Араманом, или Валинором и погружается в пучину за Внешним Морем, в одиночестве прокладывая свой путь сквозь гроты и пещеры у корней Арда. И там он часто блуждает и возвращается слишком поздно. Все же после долгой ночи свет в Валиноре был сильнее и прекраснее, чем над Средиземьем, потому что там отдыхало Солнце, и свет небес был ближе всего к Земле в той местности. Но ни Солнце, ни Луна не могли сравниться со светом древних дней, который исходил от деревьев до того, как их коснулся яд Унголиант. Тот свет живет ныне в одних лишь Сильмарилях. Но Моргот возненавидел новые светочи и на время растерялся от этого неожиданного удара Валар. Затем он атаковал Тилиона, послав против него духов тьмы, и в Ильмене, под звездными путями, завязалась битва, но Тилион одержал победу. Ариен же Моргот боялся великим страхом и не отваживался подойти к ней ближе, не имея большого для этого могущества. Потому что по мере того, как в нем росла злоба и зло исходило из него, творение его лживых помыслов, рождая злые существа - его могущество переходило к ним и дробилось, а сам он становился все более связанным с землей и не желал покидать свою мрачную крепость. Тьмою он оградил себя и своих слуг от Ариен - они не могли выносить блеска ее глаз. И местность вблизи его жилища была скрыта испарениями и огромными облаками. Но увидев нападение на Тилиона, Валар встревожились, опасаясь, что злоба и хитрость Моргота могут измыслить еще что-нибудь против них. Не желая идти на него войной в Средиземье, они, тем не менее, помнили разрушение Альмарена и решили, что подобное не должно случится с Валинором. Тогда они заново укрепили свою страну и превратили горные склоны Пелори в отвесные и ужасные высоты - на севере и на юге. Внешние склоны этих гор были черные, гладкие и твердые, как стекло, без единой точки опоры или выступа, и обрывались в огромную пропасть. Над ними возносились вершины, коронованные льдом. Не знающая сна стража была поставлена на них, и не имели те горы ни одного прохода, кроме ущелья Калакирна, которое Валар не закрыли ради Эльдарцев, оставшихся верными. В том глубоком ущелье, в городе Тирион на зеленом холме, Финарфин все еще правил остатками Нольдора. И вся эта раса Эльфов, даже Ваньяр и их повелитель Ингве, должны были иногда дышать внешним воздухом и ветром, что приходит из-за моря, с их родины. К тому же Валар не захотели окончательно разлучать Телери с их родичами. И они возвели на Калакирна мощные башни и поставили на них много часовых, а там, где ущелье выходит на равнины Вальмара, разместили войско, так что ни птица, ни зверь, ни Эльф, ни человек - никто из живущих в Средиземье не мог бы пройти тем путем. А еще в то время, которое песни называют Нуртале Валинорева, Исчезновение Валинора, были созданы зачарованные острова, и все моря вокруг наполнились тенями и чарами. И к этим островам, как сетью покрывавшим Море Теней от севера до юга, перед Тол Эрессе, Одиноким Островом, можно было попасть, плывя только на запад. Но едва ли какое-либо судно смогло бы пройти между ними, потому что там всегда волны с угрожающим шумом разбивались о черные скалы, скрытые в тумане. И моряков в сумерках охватывала огромная усталость и пресыщение морем. Но стоило им высадиться на острова, как они попадали в ловушку и погружались в сон, которому длиться до изменения мира. Так осуществлялось предсказание Мандоса в Арамане, и Благословенное Королевство закрылось для Нольдора. Из многих посланцев, что в последующие дни отправились в плавание на запад, никому не удалось попасть в Валинор, кроме одного, самого могучего из тех, кто упоминается в песнях. 12. О ЛюдяхТеперь Валар мирно жили за своими горами и, дав Средиземью свет, надолго оставили его без внимания.И владычеству Моргота не было препятствий, кроме доблести Нольдора. Но Ульмо, которому все воды приносят вести о земле, по-прежнему беспокоился об изгнанниках. Так началось исчисление лет Солнца. Более быстрыми и краткими были они, чем долгие годы деревьев в Валиноре. В это время воздух Средиземья стал тяжелым от дыхания всего живого и от смертности, а перемены в старении чрезвычайно ускорились. Жизнь изобиловала на суше и в водах во вторую весну Арда, и Эльдарцы умножились, и под новым Солнцем Белерианд стал зеленым и прекрасным. И при первом же восходе Солнца на земле Хильдориена, в восточных областях Средиземья, пробудились младшие дети Илюватара. Открыв глаза, дети посмотрели в ту сторону, где на западе впервые взошло солнце, и туда же большей частью обращали они свои стопы, скитаясь по земле. Атани, Второй Народ - так называли их Эльдарцы, и еще - Хильдор, Последующие, и дали им еще много других имен: Апановар - Послерожденные, Энгвар - Подверженные болезням, Феримор - Смертные. И они называли людей захватчиками и Чужими, Неуклюжими и Боящимися ночи, Детьми Солнца. В этих историях, рассказывающих о древних днях, когда смертных было еще немного, а угасание Эльфов еще не началось, о людях говорится мало, разве что о тех отцах людей, Атанатари, кто в первые годы Солнца и Луны скитался на севере мира. Ни один Валар не пришел в Хильдориен, чтобы руководить людьми или призвать их поселиться в Валиноре, и люди скорее боялись Валар, чем любили их, и не понимали намерений могущественных, будучи в отчуждении от них и в борьбе с миром. Тем не менее Ульмо принимал в них участие - по совету Манве, и вестники Ульмо часто приходили к людям по рекам и ручьям. Но люди почти не понимали языка воды, и в те дни понимали его еще меньше, пока не встретились с Эльфами. Поэтому, хотя они и любили воду, и шум ее волновал их сердца, все же люди не постигли смысла посланий Ульмо. Рассказывают, что вскоре они встретили во многих местах темных Эльфов и те помогли им, и люди в начале своем стали товарищами и учениками этого древнего народа, скитальцев расы Эльфов, никогда не ступавших на землю Валинора и знавших о Валар только по слухам. Тогда еще прошло немного времени с тех пор, как Моргот вернулся в Средиземье, и власть его была ограничена, в первую очередь - неожиданным появлением великого света. Холмы и равнины были почти безопасны, и новые творения, давно задуманные Яванной и посеянные ею во мраке, вступили, наконец, в пору роста и цветения. И дети рода людей широко распространились на западе, севере и юге, и радость их была подобно радости утра, когда роса еще не высохла, и каждый лист зелен. Но рассвет краток, а день зачастую не оправдывает своих обещаний, и уже приближалось время великих войн на севере, когда Нольдору, Синдару и людям предстояло сражаться против войск Моргота Бауглира и оказаться побежденными. К этому привела хитрая ложь Моргота, которую он посеял в древности, как сеял и впоследствии среди своих врагов, а так же проклятье, причиной которого было убийство в Альквалонде, и клятва Феанора. Здесь рассказывается лишь о немногих деяниях тех дней, а больше всего - о Нольдоре, о Сильмарилях и о смертных, попавших в ловушку собственной судьбы. В те дни Эльфы и люди были сходны ростом и силой, но Эльфы обладали большей мудростью, умением и красотой, а те из них, кто жил в Валиноре и видел великих, так же превосходили темных Эльфов во всем этом, как те в свою очередь превосходили народ смертной расы. Лишь только в королевстве Дориата, королева которого, Мелиан, была в родстве с Валар, Синдарцы почти равнялись с Калаквенди Благословенного Королевства. Бессмертными были Эльфы, и мудрость их росла от эпохи к эпохе, и никакая болезнь, никакое мировое поветрие не могли принести им смерть. Однако тела их были материальны и могли быть разрушены. И в те дни Эльфы были более подобны телам людей, так как пока еще недолго существовал огонь их духа, пожиравший их изнутри с течением времени. Люди же были более уязвимы, им больше грозила смерть от оружия или несчастного случая, а излечивались они не так легко. Они были подвержены болезням, старели и умирали. Что происходило с их душами после смерти, Эльфам неизвестно. Некоторые утверждают, что души людей тоже уходят в залы Мандоса, но там они отделены от Эльфов, и волей Илюватара один лишь Мандос знает, куда они отправляются, когда пройдет их время ожидания в этих безмолвных залах близ Внешнего моря. Никто еще не вернулся из Дома Смерти, один лишь Берен, сын Барахира, чья рука коснулась Сильмарилей. Но он никогда не говорил об этом со смертными людьми. Возможно также, что судьба людей после их смерти не зависит от Валар и не была предсказана Музыкой Аинур. В последующие дни, когда из-за торжества Моргота Эльфы и люди начали отдаляться друг от друга, чего он больше всего хотел, раса Эльфов, еще остававшихся в Средиземье, пришла в упадок, и главную роль в судьбах земли стали играть люди. Квенди же скитались в безмолвных местностях страны и на островах, предпочитая лунный и звездный свет, леса и пещеры, и стали подобны теням и воспоминаниям. А были и такие, что уплывали на запад, навсегда покидая Средиземье. Но в начале лет Эльфы и люди были союзниками и считали себя родичами, а некоторые из людей даже познали мудрость Эльдара и стали великими и доблестными среди предводителей Нольдора. И славу, и красоту Эльфов, их службу в полной мере разделили потомки Эльфа и смертного - Эрендиль и Эльвинг, и Эльронд, их дитя. 13. О возвращении НольдораКак было сказано, Феанор и его сыновья первыми из изгнанников пришли в Средиземье и обосновались в пустоши Ламмота (что означает "Великое Эхо") на внешних берегах залива Дренгист. И когда Нольдорцы вступили на сушу, эхо в холмах умножило их крики, и все побережье севера наполнилось шумом бесчисленных громких голосов, а треск пылающих в Лосгаре кораблей уносился ветрами моря, напоминая звуки чьего-то великого гнева. И вдалеке все слышавшие этот шум приходили в изумление.Пламя того пожара видел не только Фингольфин, покинутый Феанором в Арамане, но и Орки, и наблюдатели Моргота. Ни одна история не рассказывает, какие мысли возникли у Моргота, когда он узнал о том, что Феанор, злейший его враг, привел с запада войско. Возможно, Моргот мало опасался его, поскольку еще не испытал мечей Нольдора, и вскоре стало ясно, что он решил оттеснить Нольдорцев обратно в море. Под холодными звездами, еще до восхода Луны, войско Феанора стало подниматься вверх по длинному заливу Дренгист, пронизавшему отзывающиеся холмы Эред Ломина, и ушло от побережья в обширную страну Хитлума. Так, наконец, они оказались у озера Митрим и встали лагерем на его северном берегу в местности, носившей то же название. Но войско Моргота, разбуженное шумом в Ламмоте и светом пожара Лосгаре, прошло перевалами Эред Витрина, Гор Мрака, и внезапно атаковало Феанора, прежде чем его лагерь был окончательно устроен и подготовлен к обороне. И там, на зеленых полях Митрима, началась вторая битва из числа войн в Белерианде. Она была названа Дагор-нуин-Гилиат, Битва под Звездами, потому что луна еще не взошла. И так она стала известна в песнях. Нольдорцы, будучи в меньшем числе и захваченные врасплох, все же быстро одержали победу, так как свет Амана не померк в их взоре. Они были смелы и проворны, и страшны в ярости, а мечи их - длинны и ужасны. Орки бежали перед ними, а Нольдорцы изгнали врагов из Митрима, нанеся им жестокие потери и преследуя их за Горами Мрака вплоть до обширной равнины Ард-Галена, лежавшей к северу от Дор-Финиона. Там на помощь беглецам пришли армии Моргота, ушедшие на юг, в долину Сириона, и осаждавшие Сирдана в гаванях Фаласа, и так же разделившие их участь. Потому что Колегорм, сын Феанора, получив сведения о них, подстерег их с частью войска Эльфов и, обрушившись на врага с холмов вблизи Эйфель Сириона, загнал их в топи Сереха. Воистину недобрыми были вести, доставленные в Ангбанд, и Моргот пришел в замешательство. Десять дней длилась эта битва, и из всего войска, что Моргот подготовил для завоевания Белерианда, из нее вернулось не больше, чем горсть листьев. И все же у него была причина для великой радости, хоть он и не знал об этом некоторое время. Дело в том, что Феанор в своем гневе против врага не остановился, но продолжал теснить остатки Орков, считая, что так он доберется до самого Моргота. И он громко смеялся, сжимая рукоять своего меча, радуясь тому, что бросил вызов гневу Валар и злу, подстерегавшему его на пути - потому что он видел час своего отмщения. Феанор ничего не знал об Ангбанде и об огромных оборонительных силах, быстро подготовленных Морготом. Но если бы он даже и знал, это бы не остановило его, потому что Феанор был одержимым, сжигаемым пламенем собственного гнева. Вот как случилось, что он далеко оторвался от авангарда своего войска, и, видя это, слуги Моргота защищались из последних сил, и на помощь им из Ангбанда вышли Балроги. Там, на границах Дор-Даэделота, страны Моргота, Феанор и некоторые его друзья были окружены. Он долго сражался, неустрашимый, хоть и опаленный пламенем и покрытый множеством ран, но в конце концов он был повержен Готмогом, предводителем Балрогов, кого впоследствии убил в Гондолине Эктелион. Там бы Феанору и погибнуть, если бы в этот момент ему на помощь не подоспели его сыновья с большими силами. И Балроги, оставив Феанора, отступили в Ангбанд. Тогда сыновья подняли своего отца и унесли его обратно в Митрим. Но когда они приблизились к Эйфель Сириону и вступили на тропу, ведущую вверх, к горному перевалу, Феанор приказал им остановиться, так как раны его были смертельны, и он знал, что час его пришел. Взглянув в последний раз со склонов Эред Витрина, он увидел вдали пики Тангородрима, величайшей из башен Средиземья, и узнал предвидением смерти, что никаким силам Нольдора никогда не низвергнуть ее. И он трижды проклял имя Моргота и возложил на своих сыновей исполнение их клятвы и месть за отца. А потом он умер. Но не было у него ни похорон, ни надгробного памятника, так как настолько свирепым был пылавший в нем огонь, что тело Феанора обратилось в пепел, и ветер развеял его, как дым. И подобных Феанору не появилось больше в Арда, а дух его никогда не покидал залов Мандоса. Так окончил свои дни могущественнейший из Нольдорцев, чьи деяния приобрели самую величайшую известность и вызвали самые величайшие несчастья. В это время в Митриме жили Серые Эльфы, народ Белерианда, скитавшийся за горами, к северу. И Нольдорцы с радостью встретились с ними, как с долго отсутствующими родичами. Но сначала им было нелегко объясняться друг с другом, ибо в их долгой разлуке наречия Калаквенди Валинора, и Мориквенди в Белерианде развивались самостоятельно. От Эльфов Митрима Нольдорцы узнали о могуществе Эру Тингола, короля Дориата, и о волшебном поясе, ограждающем его королевство, а вести о великих подвигах на севере пришли на юг, в Менегрот и в гавани Бритомбара и Эглареста. И тогда все Эльфы Белерианда исполнились изумления и надежды, узнав о приходе их могучих родичей, так неожиданно вернувшихся с запада в тот самый час, когда в этом была нужда. Все сначала поверили, что Нольдорцы явились как посланники Валар, чтобы избавить Средиземье от бед. Но чуть ли не в час смерти Феанора к его сыновьям пришли вестники от Моргота, признавшего свое поражение и предлагавшего условия мира, вплоть до возвращения одного Сильмариля. Тогда Маэдрос Высокий, старший сын, убедил своих братьев притворно согласиться на переговоры с Морготом и встретиться с его посланцами в условленном месте. Однако, Нольдорцы так же мало доверяли Морготу, как и он им. По этой причине каждая сторона явилась на переговоры с большими силами, чем это было обусловлено. Но Моргот послал больше и в том числе - Балрогов. Маэдрос был атакован из засады и всех его спутников перебили, а самого же его отряд Моргота захватил живым и увел в Ангбанд. Тогда братья Маэдроса отступили и устроили огромный лагерь в Хитлуме. Но Моргот держал Маэдроса как заложника и сообщил, что не освободит его, если Нольдорцы не прекратят войну и не вернутся на запад или хотя бы не уйдут из Белерианда на юг мира. Однако, сыновья Феанора знали, что Моргот предаст их и не освободит Маэдроса, как бы они ни поступили. К тому же они были связаны клятвой и ни по какой причине не могли отказаться от войны со своим врагом. Поэтому Моргот приковал Маэдроса к поверхности обрыва на Тангородриме, связав запястье его правой руки со стальным кольцом в скале. В это время в лагерь в Хитлуме пришли вести о том, что Фингольфин вместе с теми, кого он вел, пересек битый лед, и тогда же весь мир был поражен появлением Луны. А когда войско Фингольфина добралось до Митрима, на западе, пламенея, взошло солнце. И Фингольфин развернул свои голубые и серебряные знамена и велел трубить в трубы. А под ногами его войска распустились цветы, и эпоха звезд кончилась. При восходе великого светила слуги Моргота бежали в Ангбанд, и Фингольфин, не встретив сопротивления, проник в укрепления Дор-Даэделота, пока враги его прятались под землей. Тогда Эльфы ударили в ворота Ангбанда, и вызов их труб потряс вершины Тангородрима, и Маэдрос, услыхав его среди своих мучений, громко закричал, но голос его затерялся среди отзвуков в каменных стенах. Однако, Фингольфин, отличавшийся характером от Феанора, опасаясь хитрости Моргота, отошел от Дор-Даэделота и повернул обратно в Митрим, получив сведения, что там он сможет найти сыновей Феанора. К тому же, Фингольфин хотел иметь защиту от Гор Мрака, пока его народ будет отдыхать и набираться сил, потому что он увидел силу Ангбанда и не рассчитывал, что крепость падет от одного лишь звука труб. Поэтому, придя в Хитлум, он основал свои первые лагерь и поселение у северных берегов озера Митрим. Никакой любви не испытывали те, кто следовал за Фингольфином, к дому Феанора, потому что велики были страдания, перенесенные ими при переправе через льды. И Фингольфин считал сыновей Феанора соучастниками дел их отца. И тогда возникла опасность столкновения двух войск. Но как ни велики были потери в пути, народ Фингольфина и Финрода, сына Финарфина, все еще оставался более многочисленным, чем войско Феанора. И эти последние отступили и перенесли свои жилища на южный берег, и озеро разделило их. Многие из народа Феанора сожалели о сожжении в Лосгаре и поражались мужеству покинутых ими товарищей, которое помогло им перебраться через льды севера, и они предложили бы им свою дружбу, если бы стыд не удержал их. Так, из-за проклятья, лежавшего на них, Нольдорцы ничего не добились, пока Моргот колебался, в страхе перед светом, который был еще новым и сильным для Орков. Но Моргот собрался с мыслями и смеялся, видя разобщение его врагов. В своих подземельях он создавал огромные клубы дыма и пара, и они вырывались наружу из вершин Железных Гор. Издалека, из Митрима, можно было видеть эти дымящиеся вершины, пачкающие чистое небо в первое утро мира. С востока пришел ветер и понес тучи прямо с дымом через Хитлум, затмевая новое солнце. И они извивались над полями и долинами и, черные и ядовитые, ложились на воды Митрима. Тогда Фингон Доблестный, сын Фингольфина, решил покончить с отчуждением среди Нольдорцев, прежде чем их враг успеет подготовиться к войне, потому что земля в странах севера дрожала от грохота подземных кузниц Моргота. Когда-то в блаженстве Валинора, еще до того, как Моргота освободили от цепей и ложь его омрачила сердца, Фингон был в тесной дружбе с Маэдросом, и хотя он не знал еще, что Маэдрос вспомнил о нем при сожжении кораблей, мысль об их давней дружбе жгла сердце Фингона. Поэтому он отважился на подвиг, который заслуженно упоминается на празднестве князей Нольдора: один, без чьей либо помощи, он отправился на поиски Маэдроса. Воспользовавшись той самой тьмой, что создал Моргот, он незаметно проник в укрепления своих врагов. Взобравшись высоко на отроги Тангородрима, Фингон со скорбью взглянул на опустошенную страну, но он не нашел ни прохода, ни трещины, через которую смог бы проникнуть внутрь крепости Моргота. Тогда, как вызов Оркам, все еще укрывавшимся в темных подвалах под землей, Фингон взял свою арфу и запел свою песнь Валинора, сложенную Нольдорцами в древности, и голос его взлетел над мрачными провалами, не слыхавшими раньше ничего подобного - только крики страха и горя. Так Фингон нашел то, что искал. Ибо высоко над ним кто-то слабо подхватил его песню, и чей-то голос позвал его. То был Маэдрос, запевший, несмотря на свои муки. И Фингон взобрался к подножию обрыва, на котором висел его родич, но дальше подняться не смог. И он заплакал, увидев жестокую затею Моргота. И Маэдрос, испытывая сильные страдания и не имея надежды, просил Фингона застрелить его из лука. И Фингон наложил стрелу и натянул лук. И он безнадежно воззвал к Манве, сказав: "О король, кому дороги все птицы, сделай так, чтобы полет этой оперенной стрелы был быстрым, и вспомни о сострадании к Нольдору в час его нужды!" Ответ на его просьбу последовал мгновенно, так как Манве, которому дороги все птицы и кому на Таникветиль они приносят вести из Средиземья, еще раньше послал туда племя орлов, приказав им поселиться на утесах севера и наблюдать за Морготом - потому что Манве все еще испытывал жалость к изгнанным Эльфам. И орлы сообщили опечаленному Манве о многом, что происходило в те дни. И теперь, едва Фингон натянул свой лук, с огромной высоты слетел Торондор, король орлов, самый могучий из всех птиц, существовавших когда-либо. Его распахнутые крылья простирались на тридцать фатомов. Остановив руку Фингона, он схватил его и поднял до уровня скалы, где висел Маэдрос, но Фингон не смог освободить его запястья от адских оков: ни рассечь их, ни вырвать из камня. И потому в своем страдании Маэдрос снова просил Фингона убить его, но Фингон отсек ему руку выше запястья, и Торондор унес их обоих в Митрим. Прошло время, и рана Маэдроса зажила, потому что в нем пылал огонь жизни, и сила его была наследием древних дней, как и всех, кто вырос в Валиноре. Тело его снова стало сильным, но тень перенесенных страданий осталась у него на сердце. И позже меч в левой руке Маэдроса был более гибельным, чем прежде в правой. Этим подвигом Фингон завоевал великую известность, и весь Нольдор восхвалял его. Ненависть между домами Фингольфина и Феанора пошла на убыль. Потому что Маэдрос просил прощения за предательство в Арамане и отказался от своих притязаний на королевскую власть над всем Нольдором, сказав Фингольфину: - Если обида больше не лежит между нами, вождь, тогда королевское достоинство по праву должно принадлежать тебе, самому старшему здесь из дома Финве и самому мудрому. Но не все его братья в сердце своем согласились с этим. Поэтому, как и предсказывал Мандос, члены дома Феанора стали называться лишенными наследства, так как верховная власть перешла от них к старшей ветви к дому Фингольфина - власть и в Эленде, и в Белерианде, и еще из-за утраты ими Сильмарилей. Но теперь Нольдорцы, снова объединившись, поставили часовых на границах Дор-Даэделота, и Ангбанд был осажден с запада, юга и востока. Нольдор разослал во все стороны вестников, чтобы изучить земли Белерианда и договориться о союзе с народами, живущими там. Король Тингол без большого восторга принял появление с запада стольких могущественных князей, стремившихся образовать новые королевства, и он не открыл доступ в свое королевство, не устранил его волшебное ограждение, потому что, умудренный мудростью Мелиан, он не верил, что осада Моргота продлится долго. Только лишь князьям Нольдора из дома Финарфина было дозволено проникнуть в пределы Охраняемого Королевства, потому что они имели родство с самим королем Тинголом, поскольку их матерью была Эрвен из Альквалонде, дочь Ольве. Первым из изгнанников попал в Менегрот сын Финарфина Ангрод, как посланец своего брата Финрода. Он долго говорил с королем, рассказав ему о деяниях Нольдора на севере, об его численности и организации его сил. Однако, хотя он и был правдивым и мудрым и считал, что все беды уже искуплены, он не сказал ни слова ни об убийстве родичей, ни о причине изгнания Нольдора, ни о клятве Феанора. Король Тингол выслушал эти слова Ангрода и, прежде чем тот продолжил, прервал его: - Скажи вот что от моего имени пославшим тебя: Нольдору разрешается поселиться в Хитлуме и в горных местностях Дор-Финион, и в диких пустых землях к востоку от Дориата. Но там повсюду находятся многие из моего народа, и я не допущу, чтобы кто-нибудь ограничивал их свободу, и еще менее - чтобы их изгнали из собственных хижин. Поэтому, пусть князья Запада остерегутся вести себя как хозяева, ибо повелитель Белерианда - я, и все, кто хочет тут поселиться, будут прислушиваться к моим словам. Никто не должен приходить в Дориат, кроме тех, кого я призову как гостей, или тех, кому я понадоблюсь в крайней нужде. Вожди Нольдора держали совет в Митриме, и туда из Дориата явился Ангрод, принеся послание короля Тингола. Холодным показалось Нольдору королевское приветствие, и его слова рассердили сыновей Феанора, но Маэдрос засмеялся, сказав: - Он - король, который может отстоять свою собственность, иначе пустым был бы его титул. Тингол дарит нам земли, на которые власть его не распространяется. Сегодня фактически один лишь Дориат был бы его владением, если бы не приход Нольдора. Поэтому пусть он правит в Дориате и радуется, что соседями у него потомки Финве, а не Орки Моргота, которых мы нашли здесь. Мы устроимся где-нибудь в другом месте, где нам покажется лучше! Но Карантир, не любивший сыновей Финарфина, самый грубый из братьев и самый вспыльчивый, громко воскликнул: - Еще чего! Пусть сыновья Финарфина не бегают то и дело с их рассказами к этому темному Эльфу в его пещеры! Кто дал им право говорить от нашего имени? Да, они действительно находятся в Белерианде, но пусть не забывают так быстро, что их отец - вождь Нольдора, хотя мать их из другого рода. Тогда Ангрод пришел в ярость и покинул совет. Маэдрос упрекнул Карантира, а большая часть Нольдора из обеих лагерей, слушая его слова, встревожилась, опасаясь жестокого характера сыновей Феанора, всегда готовых разразиться опрометчивыми словами и насилием. Однако, Маэдрос удержал своих братьев, и они оставили совет, а вскоре покинули Митрим и отправились на восток, за Арос, в обширные земли возле холма Химринг. Впоследствии эта область была названа границей Маэдроса, потому что с севера холм и река представляли собой лишь малую защиту от нападения из Ангбанда. Там Маэдрос и его братья установили наблюдение, собирая вокруг себя весь народ, который приходил к ним. И они мало общались со своими родичами, разве что при необходимости. Говорят, что Маэдрос сам придумал этот план, чтобы уменьшить возможность междоусобицы, и еще потому, что он очень хотел, чтобы главная опасность нападения угрожала ему. Сам же он остался в дружбе с домом Фингольфина и Финарфина и приходил к ним иногда для общего совета. Но все же и он был связан клятвой, хотя сейчас он до времени бездействовал. Народ Карантира поселился дальше к востоку, за верхним течением Гелиона, возле озера Хелевори под горой Рерир и южнее его. Они поднимались на вершины Эред Люина и с удивлением смотрели на восток, потому что дикими и бескрайними казались им Страны Средиземья. И так случилось, что народ Карантира наткнулся на гномов, после нападения Моргота и прихода Нольдора переставших посещать Белерианд. Но хотя оба народа любили ремесла и стремились пополнять свои знания, большой теплоты между ними не было, потому что гномы отличались скрытностью и легко обижались, а Карантир был высокомерен и едва скрывал свое презрение к неприглядным с виду Наугрим, и народ его следовал ему в этом. Тем не менее, поскольку оба народа боялись и ненавидели Моргота, они заключили союз, имея в этом взаимную выгоду. Наугрим в то время знали много секретов ремесла, а кузнецы и каменщики Ногрода стали знамениты в своем племени. Когда гномы начали снова бывать в Белерианде, вся торговля добычей их рудников проходила сначала через руки Карантира, и так пришли к нему большие богатства. Когда прошло двадцать лет Солнца, Фингольфин, король Нольдора, организовал великий праздник, и случилось это весной, вблизи омутов Иврина, где брала начало быстрая река Нарог. Та страна была зеленая и прекрасная и лежала у подножия Гор Мрака, защищавших ее с севера. В последующие дни печали долго помнилась радость этого праздника, и он был назван Мерет Адертал, Празднество Воссоединения. Туда явились многие из вождей и народа Фингольфина и Финрода, а из сыновей Феанора - Маэдрос и Маглор с воинами восточных границ. Пришли туда и многочисленные Серые Эльфы, скитальцы лесов Белерианда, и народ гаваней вместе с Сирданом, их повелителем. Пришли даже Зеленые Эльфы из Оссирианда, Страны Семи Рек, находившейся далеко отсюда, под обрывами Синих гор. Но из Дориата явились лишь два посланца, Маблунг и Даэрон, принеся приветствие от короля. Немало совещаний было проведено во время Мерет Адертала, много принесено клятв в союзничестве и дружбе, и говорят, что на этом празднике даже Нольдорцы большей частью пользовались языком Серых Эльфов, выучив быстро наречие Белерианда, в то время как Синдар медленнее овладевали речью Валинора. Сердца Нольдора окрепли и наполнились надеждой, и многим из них казалось, что слова Феанора, призывавшего их искать свободы и прекрасных королевств в Средиземье, оправдались. И действительно, затем последовали долгие годы мира, когда мечи Эльфов ограждали Белерианд от разрушений Моргота, и его власть не выходила за пределы ворот Ангбанда. В те дни радость царила под новыми Солнцем и Луной, и вся страна была полна ею, но с севера все еще нависал мрак. И когда прошло еще тридцать лет, Тургон, сын Фингольфина, покинул Невраст, где он жил, и отыскал на острове Тол Сирион своего друга Финрода. И они отправились на юг, вдоль реки, чтобы забыть на время о северных горах. И в пути их застала ночь возле Сумеречных озер, рядом с водами Сириона, и друзья уснули на его берегах под летними звездами. Но Ульмо, поднявшись вверх по реке, погрузил их в глубокий сон и послал им тяжелые сновиденья, и тревога, рожденная этими снами, осталась и после пробуждения. Но ни один из друзей ничего не сказал друг другу, потому что память о сне не была отчетливой, и каждый считал, что Ульмо послал весть только ему одному. Но с тех пор их охватило беспокойство и страх перед тем, что должно было случиться. Они стали часто бродить в одиночестве по нехоженным землям, разыскивая повсюду скрытые укрепленные места, потому что каждый считал, что ему приказано подготовиться к недоброму дню и возможному отступлению, если Моргот вырвется из Ангбанда и разгромит армии Севера. Как-то раз Финрод и Галадриэль, его сестра, гостили в Дориате у Тингола, их родича. И Финрод исполнился изумления, увидев силу и величие Менегрота, его богатства и вооружение, и многочисленные залы, высеченные из камня. И он решил, что ему тоже следует построить обширные залы с постоянно охраняемым входом в каком-нибудь глубоком и тайном месте под холмами. Поэтому он открылся Тинголу, сообщив о своих сновидениях, а Тингол рассказал ему о глубоком ущелье реки Нарог и о пещерах под верхним Фаротом, в его крутых западных склонах. Когда же Финрод покинул Тингола, тот дал ему проводника, показавшего это место, о котором мало кто знал. Так Финрод пришел в пещеры Нарога и начал строить там глубокие залы и готовить вооружение по примеру Менегрота. И эта крепость была названа Нарготронд. В той работе Финроду помогали гномы из Синих гор, получившие хорошее вознаграждение, потому что Финрод принес из Тириона больше сокровищ, чем любой другой из князей Нольдора. И в это же время для него был создан Наугламир, Ожерелье Гномов, самая известная из их работ в древние дни. Это был золотой обруч с вправленными в него бесчисленными драгоценными камнями из Валинора, но в нем имелся некий секрет, так что носить его было не тяжелее, чем льняную прядь, и какую бы шею он ни охватывал, это выглядело всегда изящно и красиво. Там, в Нарготронде, Финрод устроил дом для себя и многих из своего народа, и гномы назвали Финрода на своем языке Фелагундом, Высекателем Пещер. И это имя он носил вплоть до своего конца. Но Финрод-Фелагунд не был первым, поселившимся в пещерах рядом с рекой Нарог. Галадриэль, его сестра, не ушла с ним в Нарготронд, потому что в Дориате жил Келеборн, родич Тингола, и они полюбили друг друга. Галадриэль осталась в Скрытом Королевстве и, поселившись у Мелиан, почерпнула у нее мудрость и знания о Средиземье. А Тургон не мог забыть город на холме, прекрасный Тирион с его башней и деревом. И он не нашел того, что искал и, вернувшись в Невраст, мирно жил в Виньямаре на берегу моря. А на следующий год к нему явился сам Ульмо и приказал ему снова отправиться в путь, одному, в долину Сириона. И Тургон пошел, под водительством Ульмо обнаружил в окружающих горах скрытую долину Тумладена, посреди которой возвышался каменистый холм. Тургон никому не сказал об этом, но вернулся снова в Невраст и начал там втайне обдумывать план основания города по образцу Туны, о которой в изгнании тосковало его сердце. В это время Моргот, поверив своим шпионам, доносившим, что повелители Нольдора разбрелись в разные стороны и мало помышляют о войне, решил испытать силу и бдительность врагов. Снова, почти не остерегаясь, двинулись его войска. На севере же внезапно началось землетрясение, и земля выбросила из трещин огонь, а Железные Горы извергли пламя. И Орки хлынули на равнину Ард-Галена. Оттуда они устремились вниз, на запад, через проход Сириона, и прорвались на восток через страну Маглора в проход между холмами Маэдроса и дальними отрогами Синих Гор. Но Фингольфин и Маэдрос не дремали, и пока иные искали спасения от рассыпавшихся по стране банд Орков, заполнивших Белерианд и чинивших великое зло, эти двое обрушились на главное войско с двух сторон, как это было при нападении на Дор-Финион. Они разгромили слуг Моргота и, преследуя их через весь Ард-Гален, уже в пределах видимости врат Ангбанда полностью, до последнего, уничтожили. Так закончилась третья великая битва из числа войн в Белерианде, и ее назвали Дагор Аглабер, Славная Битва. Это была победа, но и предостережение, и князья обратили на него внимание. Впоследствии они укрепили свои союзы, усилили наблюдение и строго следили за тем, организовав осаду Ангбанда, продолжавшуюся почти четыреста лет Солнца. Долгое время после Дагор Аглабера никто из слуг Моргота не отваживался выйти из ворот Ангбанда из-за страха перед повелителями Нольдора. И Фингольфин гордился тем, что если среди них не появится измена, Морготу никогда не нарушить союз Эльдара и не напасть на них неожиданно. И все же Нольдорцам не удалось захватить Ангбанд, и они не смогли вернуть Сильмарили. И во время осады война никогда не прекращалась, потому что Моргот придумывал все новое зло и то и дело тревожил своих врагов. К тому же, крепость Моргота не могла быть полностью окруженной, потому что Железные Горы, в изгибе которых находились вершины Тангородрима, защищали его с другой стороны и были непреодолимы для Нольдора из-за покрывавшего их снега и льда. Таким образом, с тыла, с севера Моргот не имел врагов, и этим путем его воины иногда выбирались наружу и окольными путями приходили в Белерианд. Больше всего, желая посеять страх и разобщенность среди Эльдара, Моргот приказал брать живыми всех, кого они смогут, и связанными доставлять в Ангбанд. И некоторых из пленников он так запугал своим ужасным взглядом, что их уже не было нужды держать в цепях - в страхе перед ним они подчинялись его воле, где бы ни находились. Так Моргот узнал многое обо всем, что произошло со времени бунта Феанора, и он радовался, видя в этом семя многих раздоров среди его врагов. Когда со времени Дагор Аглабера прошло почти сто лет, Моргот попытался застичь Фингольфина врасплох (потому что знал о бдительности Маэдроса) и послал на заснеженный север армию, повернувшую потом на запад, а затем на юг. Его войска спустились к побережью у залива Дренгист, к долине, которой Фингольфин следовал из Хелкараксе. Таким образом они проникли в королевство Хитлума с запада, но были своевременно замечены, и Фингон обрушился на них среди холмов. В самом начале залива эльфы загнали большую часть Орков в море. Однако, это сражение не числилось среди великих битв, потому что Орков было не так много, а из народа Хитлума там сражалась только часть его. А потом снова в течении долгих лет был мир, и Ангбанд не решался на открытое нападение, так как Моргот понял, что одни лишь Орки не смогут противостоять Нольдору. И он искал у своего сердца нового совета. Снова прошло сто лет, и Глаурунг, первый из Урулоки, огненных драконов, вышел ночью из ворот Ангбанда. Он был еще молод и достигал едва половины своего роста (потому что жизнь дракона длится долго и медленно), но Эльфы в ужасе бежали перед ним в Эред Витрин и Дор-Финион. И дракон осквернил поля Ард-Галена. Тогда Фингон, князь Хитлума, выступил против него с конными лучниками и окружил его кольцом быстрых всадников. Глаурунг не мог противостоять их стрелам, поскольку его броня не достигла полной прочности. И он бежал в Ангбанд и не показывался еще много лет. Фингон заслужил великие почести и Нольдор радовался, потому что мало кто в полной мере оценил назначение и опасность этого нового существа. Моргот же остался недоволен тем, что Глаурунг слишком рано обнаружил себя, и после его нападения последовал долгий мир, почти на двести лет. Все это время на границах происходили стычки, но весь Белерианд процветал и становился все богаче. Под охраной своих армий на севере Нольдорцы строили здания, башни и создавали в те дни много прекрасных вещей, и поэм, и повествований, и книг знаний. Во многих частях страны Нольдор и Синдар стали объединяться в один народ и говорить на одном языке. Нольдорцы обладали большей силой разума, и они были более могучими воинами и мудрецами. Они строили из камня и любили склоны холмов и открытые равнины, а Синдар имели более красивые голоса и превосходили Нольдорцев в искусстве музыки, если не считать Маглора, сына Феанора. И они любили леса и речные берега. А некоторые из Серых Эльфов все еще бродили здесь и там, без постоянного места жительства и пели во время своих скитаний. 14. О Белерианде и его королевствахВот описание стран на севере западных областей Средиземья, куда в древние дни пришли Нольдорцы. Кроме того, здесь рассказано, как управляли вожди Эльдара своими землями и о союзе против Моргота после Дагор Аглабера, третьей битвы из войн в Белерианде.В древние эпохи Моргот создал на севере мира Эред Энгрин, Железные Горы, как ограду своей цитадели Утумис, и они огромной дугой встали на границе вечно холодных областей от востока к западу. Позади стен Эред Энгрина на западе, где они изгибались к северу, Мелькор построил вторую крепость, как защиту против нападения, которое могло последовать из Валинора. Вернувшись в Средиземье, как уже было сказано, он избрал своим жилищем бесконечные подземелья Ангбанда, Железный ад, потому что Валар во время войны могучих, торопясь разгромить Моргота в его огромной крепости Утумис, не до конца разрушили Ангбанд и не осмотрели все его глубокие места. Моргот создал под Эред Энгрином длинный туннель, выходивший на поверхность к югу от гор, и поставил там крепкие ворота. А над этими воротами и позади их, вплоть до самых гор, он соорудил громоносные вершины Тангородрима, созданные из золы и шлака подземных печей Моргота и из огромных отвалов, образовавшихся при рытье туннелей. Эта гора была черной и безжизненной и очень высокой, и дым исходил из ее вершины, темный и зловонный, пятная северное небо. От ворот Ангбанда грязь и запустение распространялись на много миль к югу по обширной равнине Ард-Галена. Но после прихода Солнца там выросла густая трава, и пока Ангбанд был осажден и его ворота закрыты, даже в провалах и разрушенных скалах перед входом в этот ад, появились зеленые растения. К западу от Тангородрима лежала Хизиломе, Страна Тумана, так на своем языке называли ее Нольдорцы, и причиной тому были облака, которые посылал туда Моргот, когда Нольдор впервые встал там лагерем. А Синдарцы, жившие в тех краях, называли эту страну Хитлумом. Пока длилась осада Ангбанда, это была прекрасная страна, хотя воздух ее был холодным, а зимы суровыми. На западе она доходила до Эред Ломина, Отзывающихся Гор, граничивших с морем, и с них можно было видеть Ард-Гален и долину Сириона. Фингольфин и Фингон, его сын, владели Хитлумом, и большая часть народа Фингольфина жила в Митриме, на берегах огромного озера. Фингону же был отдан Дор-Ломин, лежавший к западу от гор Митрима. Но главная их крепость находилась на Эйфель Сирионе, на восточной части Эред Витрина, откуда они наблюдали за Ард-Галеном. Их конница контролировала эту равнину вплоть до тени Тангородрима, потому что, немногочисленные вначале, их кони быстро умножались, а трава Ард-Галена была густой и зеленой. Многие вожаки тех коней попали сюда из Валинора. Их отдал Фингольфину в возмещение его убытков Маэдрос, потому что эти кони были доставлены в Лосгар на корабле. К западу от Дор-Ломина, за Отзывающимися Горами, уходившими южнее залива Дренгист вглубь страны, лежал Невраст, что на языке Синдара означает "Этот берег". Такое название было первоначально дано всем прибрежным землям к югу от залива, но впоследствии его стала носить одна лишь страна, чьи берега находились между Дренгистом и горой Тарас. Там в течении многих лет было королевство Тургона Мудрого, сына Фингольфина, ограниченное морем, Эред Ломином и холмами, продолжавшими высоты Эред Витрина к западу, от Иврина до горы Тарас, стоявшей на мысу. Некоторые считали, что Невраст принадлежит скорее к Белерианду, чем к Хитлуму, потому что его ровная поверхность, овеваемая влажными ветрами с моря, была укрыта от холодных северных ветров, проносящихся над Хитлумом. Это была низменность, окруженная горами и огромными прибрежными скалами, возвышавшимися над равниной, и ни одна река не протекала по ней. Но посреди Невраста находилось большое озеро, не имеющее определенных берегов, окруженное обширными болотами. Оно называлось Линазвен - из-за множества птиц, поселившихся там, - тех, что любят высокий тростник и мелководье. Перед приходом Нольдора в Неврасте вблизи побережья и особенно возле горы Тарас на юго-западе жило много Серых Эльфов, потому что в древние дни те места посещали Ульмо и Оссе. Весь этот народ признал Тургона своим повелителем, и вскоре в тех краях Нольдор и Синдар перемешались, и Тургон долго правил там во дворцах, которые он назвал Виньямаром, под горой Тарас, рядом с морем. К югу от Ард-Галена на шестьдесят лиг с запада на восток простиралась обширная горная страна, называющаяся Дор-Финион, покрытая огромными сосновыми лесами, особенно в северной и западной части. Ее склоны плавно поднимались от равнины, к открытому и очень высокому плато, где у подножия голых скалистых хребтов, чьи пики были выше глав Эред Витрина, располагалось множество небольших озер. Но на юг, где открывался вид на Дориат, местность резко обрывалась ужасной пропастью. С северных склонов Дор-Финиона Ангрод и Аэгнор, сыновья Финарфина, вассалы своего брата Финрода, повелителя Нарготронда, наблюдали за равниной Ард-Галена. Народ их был малочислен - из-за бесплодия страны и еще потому, что огромный горный массив сзади считался бастионом, который Морготу трудно было бы преодолеть. Между Дор-Финионом и Горами Мрака находилась узкая долина, чьи крутые склоны поросли соснами, а сама долина была покрыта зеленью, потому что через нее бежала в Белерианд река Сирион. Финрод владел проходом Сириона и построил на острове Тол Сирион посреди реки могучую сторожевую башню, Минас Тирит. А когда впоследствии был сооружен Нарготронд, Финрод передал эту башню во владение Ородрету, своему брату. Белерианд, обширная и прекрасная страна, раскинулся по обе стороны от прославленной в песнях могучей реки Сирион, бравшей начало на Эйфель Сирионе и доходившей до края Ард-Галена, прежде чем нырнуть в ущелье и стать полноводной за счет горных потоков. Оттуда Сирион убегал на юг, собирая на протяжении ста тридцати лиг воды многих притоков, пока могучей рекой не достигал своего разветвленного устья, песчаной дельты в заливе Балар. И следуя течению Сириона с севера на юг, на правой стороне, в западном Белерианде, находился лес Бретиль, между Сирионом и Тенглином, а далее между Тенглином и Нарогом - королевство Нарготронд. Истоком же реки Нарог были водопады Иврина в южной части Дор-Ломина, а дальше она текла около восьмидесяти лиг, прежде чем соединиться в Нан Тетрене, Стране Ив, с Сирионом. К югу от Нан Тетрена располагались луга, полные цветов, и там мало кто жил. А позади них лежали болота с островками густого тростника, окружающие устье Сириона, а песков его дельты избегали все живые существа, кроме морских птиц. Но королевство Нарготронда простиралось также и к западу от Нарога, вплоть до реки Неннинг, которая впадала в море у Эглареста. И Финрод стал верховным правителем всех Эльфов Белерианда от Сириона до моря, исключая только Фалас. Там жили те Синдарцы, кто еще любил море, и Сирдан-корабел был их владыкой. Но между Сирданом и Финродом сохранились союз и дружба, и с помощью Нольдора гавани Бритомбара и Эглареста были отстроены заново. За их высокими стенами появились высокие и красивые города и гавани с причалами и набережными из камня. На мысу западнее Эглареста Финрод поставил башню Барад Шимрас, чтобы наблюдать за западным морем. Хотя, как казалось, нужды в этом не было, потому что Моргот никогда не пытался строить корабли или вести войну на море. Все его слуги избегали воды, и никто из них по своей воле не приближался бы к морю, разве что в крайней нужде. С помощью эльфов гаваней некоторые из народа Нарготронда построили новые суда и отправились исследовать огромный остров Валар, рассчитывая подготовить там последнее убежище на случай беды, но им не суждено было поселиться там когда-нибудь. Таким образом, королевство Финрода оказалось гораздо больше прочих, хотя сам он был младшим из великих повелителей Нольдора, а таковыми считались Фингольфин, Фингон, Маэдрос и Финрод Фелагунд. Но Фингольфин стал верховным правителем всех Нольдорцев, а Фингон наследовал эту власть после его, хотя их собственное королевство находилось в северной части Хитлума. И хотя их народ и не был более, чем другие, стойким и доблестным, однако, Орки больше всего боялись его, а Моргот больше всего ненавидел. Слева от Сириона находился восточный Белерианд, в самом широком месте имевший сто лиг - от Сириона до Гелиона и до границ Оссирианда. И первой между Сирионом и Миндебом, лежала пустынная земля Димбара, осененная пиками Криссаэгрима, жилища орлов. Между Миндебом и верховными водами Эсгалдуина располагалась заброшенная местность, называвшаяся Нан Дургонтеб, и в этой местности господствовал страх, потому что с одной ее стороны власть Мелиан ограждала северную часть Дориата, а на другой стороне от высот Дор-Финиона падали вниз отвесные обрывы Эред Горгорота, Горы Ужаса. Туда, как было сказано, бежала Унголиант, спасаясь от бичей Бальрогов, и поселилась там на время, наполнив глубокое ущелье своим смертельным мраком. А когда она ушла оттуда, там еще оставались ее отвратительные потомки, скрываясь и сплетая свои злые сети, и скудные воды, сбегавшие с Эред Горгорота, были осквернены и стали опасными для питья, потому что сердца тех, кто утолял ими жажду, наполнялись мраком безумия и отчаяния. Все живые существа избегали той местности, а Нольдорцы пересекали Нан Дургонтеб лишь при крайней необходимости, по тропам вдоль границ Дориата и далее вдоль хорошо известных холмов. Эта дорога была проложена давным-давно, во времена, когда Моргот еще не вернулся в Средиземье. И если кто путешествовал по ней, он шел на восток к Эсгалдуину, где до сих пор, со времени начала осады, стоял каменный мост Нант Наир. Оттуда дорога проходила через Дор-Динен, Страну Безмолвия, и, пересекая Ароссиах (что означает Переправа Ароса), попадала к северным границам Белерианда, где жили сыновья Феанора. К югу лежали охраняемые леса Дориата, жилище Тингола, Скрытого Короля, в чье королевство никто не мог попасть против его воли. Лес Нелдорет, северную и меньшую часть Дориата, с востока и юга ограничивала темная река Эсгалдуин, изгибавшаяся к западу посреди страны. А между Аросом и Эсгалдуином располагались самые обширные и густые леса Региона. На южном берегу Эсгалдуина, там, где река поворачивала на запад, к Сириону, находились пещеры Менегрота. И весь Дориат лежал к востоку от Сириона, кроме узкой лесной области между впадением Тенглина в Сирион и Сумеречными озерами. Народ Дориата называл этот лес Нивримом, Западной Границей. Там росли огромные дубы, и он так же был огражден поясом Мелиан вместе с некоторой частью Сириона, что Мелиан сделала из уважения к Ульмо. И все это целиком находилось под властью Тингола. На юго-западе Дориата, где Арос впадал в Сирион, по обе стороны от реки, замедлявшей здесь течение и разделявшейся на многочисленные истоки, находились большие озера и болота. Эта местность называлась Аэлинь-Уиналь, Сумеречные Озера (потому что их окутывали туманы), и чары Дориата распространялись на нее. Вся северная часть Белерианда опускалась к югу, к этому месту, и превращалась в равнину, и течение Сириона теряло здесь скорость. Но к югу от Аэлинь-Уиналь равнина внезапно и круто обрывалась, и вся нижняя пойма Сириона была отделена от верхней этим перепадом. Если кто-нибудь смотрел на него с юга, перепад казался ему бесконечной цепью холмов, сбегавших с Эглареста за Нарогом на западе к Амон Эребу на востоке, вплоть до Гелиона. Нарог прорезал эти холмы глубоким ущельем, образовывая пороги, но не водопады. И на его восточном берегу местность поднималась к обширной заселенной горной стране Таур-ан-Фарот. На западном берегу этого ущелья, где с верхнего Фарота узкий и пенящийся поток Рингвила стремительно падал к Нарогу, Финрод основал Нарготронд. А примерно в двадцати пяти лигах к востоку от ущелья Нарготронда, ниже озер, Сирион обрушивался с севера могучим водопадом, а затем неожиданно уходил под землю, в огромный туннель, вырытый тяжестью его падающей воды. Тремя же лигами к югу он снова выходил на поверхность, с великим шумом и брызгами выбиваясь из-под каменной арки у подножья холмов, называвшимися Вратами Сириона. Этот прерывающийся водопад на участке в Нарготронде получил название Андрам, Длинная Стена, а участок в восточном Белерианде назывался Рамдаль, Конец Стены. Дальше, к востоку, русла становились более пологими. Долина Гелиона, например, плавно понижалась к югу, и Гелион на всем своем протяжении не имел ни водопадов, ни порогов, но все же его течение было быстрее, чем у Сириона. Между Рамдалем и Гелионом стоял одинокий холм большой протяженности и с отлогими склонами, но казавшийся более мощным, чем он был, именно потому, что стоял в одиночестве, и этот холм назывался Амон Эреб. На нем умер Денетор, повелитель Нандора - тот, кто жил в Оссирианде и отправился на помощь Тинголу против Моргота в дни, когда Орки впервые большими силами пришли в Белерианд и разрушили его звездный мир. На этом же холме жил Маэдрос после великого разгрома. А к югу от Андрама, между Сирионом и Гелионом, находилась дикая страна, заросшая непроходимым лесом, где никто не бывал, кроме немногих темных Эльфов. И она называлась Таур-им-Луинат, Лес между Реками. Гелион был великой рекой, и его питали два источника, так что вначале он имел два русла: Малый Гелион, сбегавший с холмов Химринг, и Большой Гелион, исток которого был на горе Рерир. После слияния его двух ветвей Гелион уходил на юг, и лишь через сорок лиг в него впадал первый приток. К моменту впадения в море его длина вдвое превышала протяженность Сириона, хотя Сирион был шире и полноводнее, потому что в Хитлуме и Дор-Финионе, где Сирион черпал свои воды, выпадало больше дождей, чем на востоке. С Эред Люина к Гелиону текло шесть притоков: Аскар (позже его назвали Рафлориэль), Талос, Деголин, Бригор, Дуилвен и Адурант - быстрые и бурные потоки, круто падающие с гор. А между Аскаром на севере и Адурантом на юге и между Гелионом и Эред Люином лежала далекая зеленая страна Оссирианд, Страна Семи Рек. Примерно на середине своего пути поток Адуранта делился надвое и соединялся вновь, образуя остров, носивший название Тол Гален, Зеленый Остров. На нем поселились Берен и Лютиен после своего возвращения. В Оссирианде, под защитой своих рек, жили зеленые эльфы, потому что после Сириона больше всех других вод западного мира Ульмо любил Гелион. Эльфы Оссирианда так хорошо знали лес, что посторонний мог пройти через их страну из конца в конец и не увидеть ни одного из них. Весной и летом они одевались во все зеленое, и звуки их пения можно было услышать даже за Гелионом. Поэтому Нольдорцы назвали эту страну Линдон, Страна Музыки, а горы позади нее - Эред Линдон, потому что впервые увидели их из Оссирианда. К востоку от Дор-Финиона границы Белерианда были наиболее открыты для нападения, и только холмы незначительной высоты преграждали путь в долину Гелиона с севера. В той местности, на границе Маэдроса и землях позади нее, жили сыновья Феанора с многочисленным народом, и их всадники часто патрулировали на бесплодной северной равнине Лафлан, обширной и пустой, к востоку от Ард-Галена, чтобы воспрепятствовать возможной вылазке Моргота в восточный Белерианд. Главная цитадель Маэдроса находилась на холме Химринг, что означает Вечно Холодный. Он имел широкие безлесные отроги и плоскую вершину, и его окружали многочисленные меньшие долины и холмы. Между Химрингом и Дор-Финионом был проход, очень круто обрывавшийся к западу. Он назывался проходом Аглона и являлся входом в Дориат. И всегда с севера через него дул жестокий ветер. Колегорм и Куруфин укрепили Аглон и защищали его крупными силами, а также все земли Химлада и его притока, Келона, сбегавшего с Химринга. Земля между руслами Гелиона находилась под защитой Маглора, и здесь было одно место, где холмы сходили на нет, и именно там Орки проникали в восточный Белерианд перед третьей битвой. Поэтому Нольдорцы держали у этого места сильную конницу, а народ Карантира построил укрепления на горах к востоку от прохода Маглора. Там возвышалась гора Рерир и вблизи нее много меньших вершин, выдаваясь к западу от основного массива Эред Линдона. А в местности между Рериром и Эред Линдоном находилось озеро, и тень гор падала на него со всех сторон, кроме южной. Это было озеро Хелевори, глубокое и темное, а рядом с ним Карантир построил свое жилище. Всю же обширную страну между Гелионом и горами и между Рериром и рекой Аскар Нольдорцы называли Таргелион, что означает Страна за Гелионом или Дор-Карантир, Земля Карантира, и именно здесь Нольдорцы впервые встретили гномов. Но прежде Серые Эльфы называли Таргелион Талат Руненом, Восточной Долиной. Так сыновья Феанора во главе с Маэдросом стали повелителями восточного Белерианда, но в то время народ их занимал большей частью север страны, а на юг они ездили только, чтобы поохотиться в зеленых лесах. Однако, там жили Амрод и Амрас, и пока длилась осада, они редко приходили на север. Иногда туда приезжали и другие повелители Эльфов, в том числе и издалека, потому что страна была хотя и дикая, но очень красивая. Из них чаще всего бывал Финрод Фелагунд, любивший путешествия, и он добирался даже до Оссирианда и завоевал дружбу зеленых эльфов. Но никто из Нольдорцев, пока существовало их королевство, не перебирался через Эред Линдон, и в Белерианде было мало что известно о том, что происходило в восточных областях. 15. О Нольдоре и БелериандеУже было рассказано, как под руководством Ульмо Тургон из Невраста обнаружил скрытую долину Тумладен. Она (как стало известно впоследствии) лежала к востоку от верхнего течения Сириона, в конце крутых и высоких гор, и ни одного живого существа не бывало там, кроме орлов Торондора. Но под горами существовал подземный ход, вырытый во мраке мира водами, выбивавшимися наружу, чтобы соединиться с потоком Сириона.И Тургон нашел этот путь и так проник на зеленую равнину посреди гор, где увидел подобный острову холм из гладкого камня - потому что в древние дни эта долина была огромным озером. Тогда Тургон понял, что нашел искомое место, и решил построить там прекрасный город, память о Тирионе на Туне. Однако он вернулся в Невраст, не оставив в долине ни одного следа, хотя все время думал о том, как исполнить свой замысел. После Дагор Аглабера тревога, посланная Ульмо, вновь овладела сердцем Тургона, и он призвал к себе многих самых стойких и самых искусных из своего народа и тайно увел их в скрытую долину, где они начали строительство города, задуманного Тургоном. И они установили вокруг этого места такую охрану, что никто не мог попасть туда извне. И власть Ульмо, бывшая в Сирионе, покровительствовала им. Но сам Тургон большей частью все еще жил в Неврасте, пока, наконец, после пятидесяти двух лет тайного тяжелого труда город не был полностью закончен. Рассказывают, что Тургон дал ему название на языке эльфов Валинора: Ондолинде, Скала Музыки Вод, потому что там, на холме, били фонтаны. На наречии Синдар название изменилось: Гондолин, Скрытая Скала. Тогда Тургон приготовился уйти из Невраста и покинуть свои дворцы в Виньямаре, рядом с морем. И вот однажды Ульмо снова явился к нему и сказал: - Теперь ты уйдешь, наконец, в Гондолин, Тургон, и я проявлю свое могущество в долине Сириона и во всех водах в тех краях, так что никто не заметит твой уход и никто не найдет тайного хода против твоей воли. Дольше всех королевств Эльдалие будет противостоять Гондолин Мелькору. Но пусть не будет чрезмерной твоя любовь к делу рук твоих и к замыслам сердца твоего. И помни, что истинная надежда Нольдора лежит на Западе и придет с моря! И Ульмо предостерег Тургона, что и он тоже обречен Приговором Мандоса, и тот приговор Ульмо был не в силах изменить. - Может так случиться, - сказал он, - что проклятие Нольдора настигнет тебя слишком рано, и измена проснется внутри твоих стен. И тогда огонь будет угрожать им. Но если эта опасность действительно приблизится, тогда из Невраста придет некто, чтобы предостеречь тебя, и от него в руинах и огне родится надежда эльфов и людей. Поэтому оставь здесь в долине доспехи и меч, чтобы в год прихода он смог бы найти их. И так ты узнаешь его и не будешь обманут! И Ульмо сказал Тургону, какого вида и размера должны быть шлем, кольчуга и меч, которые ему следовало оставить. Потом Ульмо вернулся в море, а Тургон велел всему своему народу выступать, и там была третья часть Нольдорцев, следовавших за Фингольфином, и еще большее войско Синдара. Они шли, отряд за отрядом, тайно, под покровом тени Эред Витрина, и незамеченными вошли в Гондолин, так что никто не знал, куда они исчезли. А последним собрался Тургон и молча последовал за своими домочадцами через холмы: он вошел в ворота в горах, и они закрылись за ним. С тех пор в течении многих лет никто не проникал внутрь, кроме одних лишь Хурина и Хуора, а войско Тургона никогда не выходило наружу вплоть до года Плача, который наступил более чем через триста пятьдесят лет. Но за кольцом гор народ Тургона увеличивался и процветал, и непрерывно совершенствовал свое искусство, так что Гондолин на Амон Гварете стал поистине прекрасным и достойным сравнения даже с Тирионом Эльфов за морем. Высокими и белыми были его стены, гладкими его ступени. Стройной и прочной была его башня короля. Там играли сияющие фонтаны, а во дворе Тургона стояли подобия деревьев древности, которые создал сам Тургон, использовав все искусство Эльфов. Дерево, сделанное им из золота, называлось Глиндаль, а другое, чьи цветы были из серебра, носило название Бельтиль. Но прекраснее всех других чудес Гондолина была Идриль, дочь Тургона, прозывавшаяся Келебриндаль, Сереброногая, чьи волосы напоминали золото Лаурелина до прихода Мелькора. Так Тургон долго жил в блаженстве, а Невраст оставался заброшенным и бесплодным вплоть до разрушения Белерианда. В то время, пока Гондолин строился втайне, Финрод Фелагунд жил в подземельях Нарготронда, а Галадриэль, его сестра, жила, как уже было сказано, в королевстве Тингола в Дориате. Иногда Мелиан и Галадриэль говорили о Валиноре и о древнем блаженстве. Но дальше черного часа смерти деревьев Галадриэль не шла и всегда умолкала. И однажды Мелиан сказала: - Есть какое-то несчастье, которое лежит на тебе и на твоем роде. Это я могу увидеть в тебе. Но все остальное от меня скрыто. Потому что ни видением, ни мыслью я не могу проникнуть в то, что произошло или происходит на Западе: тень лежит на всей земле Амана и уходит далеко через море. Почему ты не расскажешь мне все? - Потому что это несчастье уже в прошлом, - ответила Галадриэль, - и я предпочитаю радость, еще оставшуюся здесь, печальным воспоминаниям. Ведь, может быть, будет еще достаточно горя, хотя надежда кажется пока яркой. Тогда Мелиан посмотрела ей в глаза и сказала: - Я не верю, что Нольдорцы пришли сюда посланцами Валар, как говорилось сначала, хотя они и появились в час нашей крайней нужды. Потому что они никогда не говорят с Валар, а их вожди не принесли Тинголу никакой вести ни от Манве, ни от Ульмо, ни даже от Ольве, брата короля, и от его собственного народа, что ушел за море. По какой причине, Галадриэль, высший народ Нольдора покинул Аман, подобно изгнанникам? Может, некое зло лежит на сыновьях Феанора, раз они стали своенравными и недобрыми? Разве я не близка к истине? - Близка, - сказала Галадриэль, - но только никто нас не изгонял, а мы ушли по собственной воле, но против воли Валар. И мы явились сюда чрез многие опасности и вопреки Валар: отомстить Морготу и вернуть себе то, что он захватил! И тогда Галадриэль рассказала Мелиан о Сильмарилях и об убийстве короля Финве в Форменосе. Однако, пока она еще не сказала ни слова ни о Клятве, ни об убийстве родичей, ни о сожжении кораблей в Лосгаре. Но Мелиан заметила: - Теперь ты сообщила мне многое, а еще больше я почувствовала. Тень омрачила вас на долгой дороге из Тириона, но я вижу там зло, о котором должен узнать Тингол. - Может быть, - сказала Галадриэль, - но не от меня. И Мелиан больше не говорила с Галадриэль об этом, но рассказала королю Тинголу все, что услышала о Сильмарилях. - Это великие вещи, - сказала она, - более великие, чем считают сами Нольдорцы, потому что в тех камнях, трудах погибшего Феанора, заключены ныне свет Амана и судьба Арда. И я предсказываю, что никакой мощи Эльдара не вернуть их, и мир будет разрушен в предстоящих битвах прежде, чем Сильмарили удастся отобрать у Моргота. Смотри: они убили Феанора и убьют еще многих других, как я предполагаю. А первым из тех, кому они принесли смерть, был Финве, твой друг. Моргот убил его, прежде чем покинуть Аман! Тогда Тингол погрузился в молчание, исполненный печали и предчувствий, но потом сказал: - Теперь я, наконец, понял причину прихода Нольдора с Запада, которому я прежде очень удивлялся. Не для того, чтобы оказать нам помощь, пришли они (это случайное совпадение), потому что тех, кто остается в Средиземье, Валар предоставляют самим себе, пока не настанет крайний час. Для мести и возвращения утраченного пришли Нольдорцы? Тем больше уверенность, что они будут союзниками против Моргота и не окажутся предателями в этой борьбе. Но Мелиан сказала: - Верно, что по этим причинам они пришли сюда, но и по другим также. Остерегайся сыновей Феанора! Тень гнева Валар лежит на них, и я чувствую, они причинили зло и Аману, и собственному роду. До времени уснувшая беда разделит князей Нольдора. И Тингол ответил: - Что мне до этого? О Феаноре мне известно, что он действительно был великим. О его сыновьях я слышал мало приятного, однако, они все же, вероятно, окажутся смертельными врагами нашего врага! - Их мечи и их советы будут иметь два конца! - сказала Мелиан, и впоследствии они больше не говорили об этом. Вскоре среди Синдара из уст в уста начали распространяться слухи о делах Нольдорцев до их появления в Белерианде. Не было сомнений, откуда исходили эти слухи, в которых злая правда искажалась и отравлялась ложью. Но синдарцы были еще неосторожны и доверчивы, и, как легко можно догадаться, Моргот им первым адресовал измышления своей злобы, потому что они еще не знали его. И Сирдан, услышав эти черные известия, обеспокоился, ибо он был мудр и быстро понял, что правду или ложь несут вести, но сейчас их распространяет чья-то злоба. Правда, он полагал, что это злоба князей Нольдора, возникшая как следствие зависти, существовавшей между домами. Поэтому он послал вестников к Тинголу с тем, чтобы они рассказали ему все, что слышал Сирдан. Случилось так, что в это время сыновья Финарфина опять были гостями Тингола, потому что им хотелось повидаться с сестрой Галадриэль. Тогда Тингол, будучи в сильном возбуждении, сказал гневно Финроду: - Нехорошо поступил ты, родич, скрыв от меня столь важные сведения. Но теперь я узнал о всех злых делах Нольдора. И Финрод спросил: - Что плохого я сделал тебе, вождь? И какими злыми делами в твоем королевстве опечалили тебя Нольдорцы? Никакого зла они не замыслили и не делали ни твоим родичам, ни кому-либо из твоего народа. - Ты удивляешь меня, сын Эрвен, - сказал Тингол, - тем, что пришел к накрытому столу твоего родича с руками, обагренными от убийства родни твоей матери, и ничего не говоришь в свою защиту, не ищешь прощения. Тогда Финрод сильно смутился, но промолчал, потому что не мог защитить себя, не обвинив при этом других князей Нольдора. А этого он не склонен был делать перед Тинголом. Но в сердце Ангрода снова проснулись воспоминания о словах Карантира, и он с горечью воскликнул: - Вождь, я не знаю, какую ложь ты слышал, не знаю, откуда она пришла, но руки наши не обагрены кровью! Нет вины на нас, разве лишь в том, что мы безрассудно слушали слова безумного Феанора, и речи его, будто хмель, ударили нам в голову. Никому не чинили мы зла во время пути, но сами потерпели великую несправедливость и простили ее. И за все это нас назвали твои доносчики предателями Нольдора: несправедливо, как тебе известно, потому что мы, храня верность, молчали перед тобой и тем заслужили твой гнев. Но теперь мы больше не станем сносить эти обвинения, и ты узнаешь всю правду! И Ангрод заговорил с горечью против сыновей Феанора и рассказал о кровопролитии в Альквалонде, о приговоре Мандоса и о сожжении кораблей в Лосгаре. И он воскликнул: - Почему мы, претерпевшие тягость битого льда, должны нести прозвище предателей и убийц родичей? - Но тень Мандоса лежит и на вас, - сказала Мелиан. Тингол долго молчал, прежде чем заговорил снова: - Сейчас уходите, - сказал он, - потому что сердце горит во мне! Позже вы сможете вернуться, потому что я не закрою навсегда перед вами мои двери, родичи, попавшие в злую западню! Я сохраню дружбу с Фингольфином и его народом, потому что они жестоко поплатились за причиненное ими зло. И в нашей ненависти к той силе, что была причиной всех этих бед, мы отбросим свои обиды. Но запомните мои слова: никогда больше не стану я слушать язык тех, кто убил моих родичей в Альквалонде! И во всем моем королевстве, пока длится моя власть, не будут открыто говорить на нем. Пусть весь Синдар услышит мой призыв: никогда они не должны говорить на языке Нольдора или отвечать на него! А все те, кто станет пользоваться им, будет считаться убийцами своих родичей и отъявленными предателями своего рода! И тогда сыновья Финарфина с тяжестью покинули Менегрот, понимая, что слова Мандоса оказались истинными и что ни один из Нольдорцев, последовавших за Феанором, не мог избежать тени, упавшей на его род. И все случилось так, как сказал Тингол, потому что синдарцы услышали его слова, и впоследствии по всему Белерианду они отказались от наречия Нольдора и избегали тех, кто громко говорил на нем. Изгнанники же приняли наречие Синдара для повседневного употребления, и только вожди Нольдора в разговорах друг с другом пользовались высшей речью Запада. Кроме того, это наречие всегда оставалось языком науки, где бы ни жил этот народ. Пришел срок, когда Нарготронд был полностью построен (Тургон в то время все еще жил во дворце Виньямара), и сыновья Финарфина собрались там на праздник, и Галадриэль пришла из Дориата и на время поселилась в Нарготронде. Король Финрод Фелагунд не имел тогда жены, и Галадриэль спросила его, почему это так. Но когда Фелагунд заговорил, провидение сошло на него, и он сказал: - Мне так же суждено принести клятву, и я должен остаться свободным, чтобы исполнить ее и уйти во тьму! Но, говорят, что на самом деле он любил Амарие, из рода Ваньяр, но она не ушла с ним в изгнание. Далее |